На улице привязываются монахи неясной конфессии, предлагают просвещение и прочие ритуальные услуги. Видимо, я дошел до той степени лохматости, когда со стороны кажется, что мне необходим уютный гроб. Из чистого любопытства на монахов я внимательно смотрю и киваю, потом ухожу, а они что-то кричат вслед.
На улице привязываются буддисты. "У Вас такая артистическая внешность, такая хорошая аура, Вы учитесь на художника? Нет? Не важно, Вас ожидает большой успех, только купите нашу книгу". Привязываются уже в четвертый раз за последние несколько лет. Стало быть, с аурой и правда что-то не так, неужели она настолько разит наивностью и верой в колдунью тетю Машу? Пусть так, я продолжу разочаровывать буддистов - "Ваша аура загрязнена недобрыми алчными помыслами, очиститесь - и я приобрету Вашу книгу".
На улице привязываются не только монахи и буддисты, стало быть, весна. Получаю истинное удовольствие от нежного и заботливого отшивания интересующихся личностей, от перемены их озаренных счастьем лиц - от детской радости до полного неразумения языка предков. Пустота глаз при этом остается константой.
Привязываются прежние знакомцы, страдают и бьются головой о стену от причин, кои для человека здорового остаются загадкой. Скажите, почему люди бьются головой о стену, если об угол было бы много результативнее?
Сессия грузно громыхает шагами при приближении, я же, лениво развалясь в кресле, глотаю художественную муть, запивая ее цистернами великолепнейшего кофе, и смотрю на предстоящие экзамены презрительно, подобно тому, как гордый рыцарь, несправедливо осужденный на смерть, взирает на своего подлого палача. Правильное расположение букв на странице имеет надо мной исключительную магическую власть, уничтожая работоспособность и ответственность на корню.
И наконец - я как-то не жив совсем.