"Вымышленный литературный персонаж, скрывающий свое книжное происхождение". (с)
Не мой день продолжается неделями, я терплю. Продолжительный не мой день рано или поздно становится нормальным днем, день же, хоть чем-то мой, становится хорошим. Переоценка ценностей.
Вчера с утра в зеркало поглядел - ну и дела. Ну и паноптикум тут развели. Прямо "Кошмар на улице Вязов" и "Человек, который смеется". С горем пополам привел шевелюру в некое подобие порядка, еще раз подумал о том, чтобы обрезать ее к чертям. Разлепил ресницы. Сел за стол. Включил компьютер. Хотел написать что-то позитивное, но совершенно забыл, что. Решил тогда почитать Бунина и заснул. Поспал немного и приснился мне следователь по имени Гельман Хореевич Ямб. Господин читал Кюхельбекера нараспев и говорил о Джеке Потрошителе. Я проснулся в недоумении и пошел на работу.
На работе пищание мобильного телефона коллеги с мелодией группы Озон перемежалось с ее воплями на недавно приобретенного мужа. Муж, как законная частная собственность, ныне со скрипом подлаживается под себя. А по дороге домой подсел нездорового вида господин и спросил, как доехать до Партизанского проспекта. Я ответил, что мы уже минут десять как едем по Партизанскому проспекту. "А, хорошо, - ответил мужчина, - тогда я пока здесь посижу, а Вы скажите мне, когда выходить пора." Пока я пытался объяснить господину, что понятия не имею, когда ему выходить, он принялся с острым любопытством дергать меня за шарф и спрашивать имя. Только тогда я понял, что мужчина что-то хорошо отметил. А между тем зимний Минск прекрасен.
Шел домой и думал, что неадекватное поведение в тебе провоцирует неадекватное поведение в окружающих, что позиция Марса по отношению к Земле чрезвычайно привлекательна и что цинизм окружающих заставляет мой костный мозг скручиываться в спираль. Пока думал наступил позний вечер. На улице снег довольно противный, фонари, прохожие. В магазине крашеная блондинка. Говорю ей: "Дайте мне два вот таких пирожных, пожалуйста." Она отвечает: "Может, четыре возьмете? У меня всего четыре осталось тут." Отвечаю: "Нет, спасибо. Они вообще-то не очень вкусные. Их кроме меня никто во Вселенной не ест, наверное. Но три могу взять." Продавщица настаивает: "Уж возьмите четыре. На завтра останется." "Нет, - отвечаю, - никак не могу. Я как раз три и беру, чтоб на завтра." "Ну, - говорит, - какой несговорчивый! Раз Вы так - я вам только два дам."
И дала два. Посоветовала больше спать, заметила, что я бледный и волосы разлохматились. Потрепала по волосам. По законам моей внутренней конституции я должен был бы раздражиться и спрятаться в панцирь. Но мне от такой нахальной фамильярности почему-то стало тепло.
Если бы от желания спать засыпали, я бы спал вечно.
Вчера с утра в зеркало поглядел - ну и дела. Ну и паноптикум тут развели. Прямо "Кошмар на улице Вязов" и "Человек, который смеется". С горем пополам привел шевелюру в некое подобие порядка, еще раз подумал о том, чтобы обрезать ее к чертям. Разлепил ресницы. Сел за стол. Включил компьютер. Хотел написать что-то позитивное, но совершенно забыл, что. Решил тогда почитать Бунина и заснул. Поспал немного и приснился мне следователь по имени Гельман Хореевич Ямб. Господин читал Кюхельбекера нараспев и говорил о Джеке Потрошителе. Я проснулся в недоумении и пошел на работу.
На работе пищание мобильного телефона коллеги с мелодией группы Озон перемежалось с ее воплями на недавно приобретенного мужа. Муж, как законная частная собственность, ныне со скрипом подлаживается под себя. А по дороге домой подсел нездорового вида господин и спросил, как доехать до Партизанского проспекта. Я ответил, что мы уже минут десять как едем по Партизанскому проспекту. "А, хорошо, - ответил мужчина, - тогда я пока здесь посижу, а Вы скажите мне, когда выходить пора." Пока я пытался объяснить господину, что понятия не имею, когда ему выходить, он принялся с острым любопытством дергать меня за шарф и спрашивать имя. Только тогда я понял, что мужчина что-то хорошо отметил. А между тем зимний Минск прекрасен.
Шел домой и думал, что неадекватное поведение в тебе провоцирует неадекватное поведение в окружающих, что позиция Марса по отношению к Земле чрезвычайно привлекательна и что цинизм окружающих заставляет мой костный мозг скручиываться в спираль. Пока думал наступил позний вечер. На улице снег довольно противный, фонари, прохожие. В магазине крашеная блондинка. Говорю ей: "Дайте мне два вот таких пирожных, пожалуйста." Она отвечает: "Может, четыре возьмете? У меня всего четыре осталось тут." Отвечаю: "Нет, спасибо. Они вообще-то не очень вкусные. Их кроме меня никто во Вселенной не ест, наверное. Но три могу взять." Продавщица настаивает: "Уж возьмите четыре. На завтра останется." "Нет, - отвечаю, - никак не могу. Я как раз три и беру, чтоб на завтра." "Ну, - говорит, - какой несговорчивый! Раз Вы так - я вам только два дам."
И дала два. Посоветовала больше спать, заметила, что я бледный и волосы разлохматились. Потрепала по волосам. По законам моей внутренней конституции я должен был бы раздражиться и спрятаться в панцирь. Но мне от такой нахальной фамильярности почему-то стало тепло.
Если бы от желания спать засыпали, я бы спал вечно.