"Вымышленный литературный персонаж, скрывающий свое книжное происхождение". (с)
За окном льет дождь. Уютно сижу дома с книжкой, туго обмотав голову платком и уподобясь герою после кровавой битвы, пытаюсь думать. Дождь бьется в окно, а я, глядя на это безобразие, внезапно вспомнил эпизод, который не мог не вспомнить.
Возвращался домой после джей-рок вечеринки, куда меня случайно занесло питерскими попутными ветрами. Ушли мы оттуда много раньше положенного, распрощались в метро. Я должен был встретиться с Клодом и Николаем в одиннадцать на ВДНХ, но вследствие сложившихся обстоятельств появился там уже в десять. От безделия решил пройтись, оглядеть окрестности. Надо заметить, что то был безумный день в безумном городе, и к тому моменту я чувствовал себя как-то опустошенно и устало, поэтому лишний час для легкого самокопания в одиночестве был воспринят мною как подарок судьбы. Купил воды и присел на площадке у подножия длинной устремленной в небо штуковины с ракетой наверху - так я и не узнал, как она зовется, но очевидно какой-то обелиск восславу космонавтики. Я сидел лицом к ней, к штуковине этой, а слева от меня мерцала своими звездными лампочками гостиница "Космос". Поднимающийся ветер бил в лицо, от обелиска тянуло силой и небом. Прямо на меня ползла живая ночь в виде огромной черной грозовой тучи.
Какая все-таки роскошная была гроза. Со всплесками света, спутанными нитями молний на полнеба, мерцающими тенями, ветром, косыми струями дождя и наползающей со всех сторон темнотой. Я сидел и смотрел вверх, туда, куда показывала стрелочка ракеты, туда, откуда низвергалась вся эта бушующая красота. Люди разбежались под навесы, и я был один перед этой громадиной, над которой громыхало и раскалывалось небо. Муравей, взобравшийся на краешек ботинка сумасшедшего. Сильное, яркое впечатление о том, что мир большой, а я маленький.
Уж очень я маленький, сам не заметил, как вымок, потом мерз и сох минут тридцать под навесами. Но чуствовал себя бодрым и живым, словно наполненным силой. Там ее было так много, а мне, в сущности, надо так мало.
Возвращался домой после джей-рок вечеринки, куда меня случайно занесло питерскими попутными ветрами. Ушли мы оттуда много раньше положенного, распрощались в метро. Я должен был встретиться с Клодом и Николаем в одиннадцать на ВДНХ, но вследствие сложившихся обстоятельств появился там уже в десять. От безделия решил пройтись, оглядеть окрестности. Надо заметить, что то был безумный день в безумном городе, и к тому моменту я чувствовал себя как-то опустошенно и устало, поэтому лишний час для легкого самокопания в одиночестве был воспринят мною как подарок судьбы. Купил воды и присел на площадке у подножия длинной устремленной в небо штуковины с ракетой наверху - так я и не узнал, как она зовется, но очевидно какой-то обелиск восславу космонавтики. Я сидел лицом к ней, к штуковине этой, а слева от меня мерцала своими звездными лампочками гостиница "Космос". Поднимающийся ветер бил в лицо, от обелиска тянуло силой и небом. Прямо на меня ползла живая ночь в виде огромной черной грозовой тучи.
Какая все-таки роскошная была гроза. Со всплесками света, спутанными нитями молний на полнеба, мерцающими тенями, ветром, косыми струями дождя и наползающей со всех сторон темнотой. Я сидел и смотрел вверх, туда, куда показывала стрелочка ракеты, туда, откуда низвергалась вся эта бушующая красота. Люди разбежались под навесы, и я был один перед этой громадиной, над которой громыхало и раскалывалось небо. Муравей, взобравшийся на краешек ботинка сумасшедшего. Сильное, яркое впечатление о том, что мир большой, а я маленький.
Уж очень я маленький, сам не заметил, как вымок, потом мерз и сох минут тридцать под навесами. Но чуствовал себя бодрым и живым, словно наполненным силой. Там ее было так много, а мне, в сущности, надо так мало.