"Вымышленный литературный персонаж, скрывающий свое книжное происхождение". (с)
Есть ощущение, что в последние недели что-то во мне молчаливо поворачивается, и этот невидимый процесс оттягивает почти всю оперативную память. И единственное его звено, которое поддается осознанию и укладывается в слова, это давно знакомый мне конфликт между моими представлениями о чести и моей же уязвимой психической структурой.
По этому поводу мне пришло в голову вот что. Все мои немгновенные, долгоиграющие истории так или иначе приобретают форму вопроса, которым я задаюсь, и пытаются на него ответить. Однажды я придумал Мартина, чтобы увидеть, как такая вот болезненная восприимчивость может сплестись с честью и мужеством, не рождая конфликта (а рождая музыку). Мартин десять лет кое-как соединял эти нити в единое непротиворечивое полотно, вслепую, как мойра, используя слова и звук вместо ткацкого станка.
Я стал писать про даочжана, чтобы увидеть, как созданная таким образом ткань может быть щедро пропитана любовью (в метафизическом смысле этого слова) и как любовь порождает необъяснимую несокрушимость, и исключительную смелость жить и действовать, и приумножение любви. А еще, похоже, в обеих историях есть тема соединения земной витальности и духовной небесности, своего рода алхимическая свадьба.
Закончится ли когда-нибудь это все или я нащупал какую-то осевую для меня тему — хотелось бы мне знать.
По этому поводу мне пришло в голову вот что. Все мои немгновенные, долгоиграющие истории так или иначе приобретают форму вопроса, которым я задаюсь, и пытаются на него ответить. Однажды я придумал Мартина, чтобы увидеть, как такая вот болезненная восприимчивость может сплестись с честью и мужеством, не рождая конфликта (а рождая музыку). Мартин десять лет кое-как соединял эти нити в единое непротиворечивое полотно, вслепую, как мойра, используя слова и звук вместо ткацкого станка.
Я стал писать про даочжана, чтобы увидеть, как созданная таким образом ткань может быть щедро пропитана любовью (в метафизическом смысле этого слова) и как любовь порождает необъяснимую несокрушимость, и исключительную смелость жить и действовать, и приумножение любви. А еще, похоже, в обеих историях есть тема соединения земной витальности и духовной небесности, своего рода алхимическая свадьба.
Закончится ли когда-нибудь это все или я нащупал какую-то осевую для меня тему — хотелось бы мне знать.
сегодня как раз думал о том, что все наши истории чем-то похожи
на другие наши истории, на истории, рассказанные кем-то другим
есть какие-то моменты, которые не перестают цеплять, какие-то конфликты, которые остаются внутри, пока не изживёшь до конца, и именно они вызывают отклик и рождают вдохновение
И поскольку люди не так уж разнообразны, часто наши и чужие истории тоже похожи.
В этом даже есть что-то успокаивающее. А заодно и повод для рефлексии, способ лучше понять себя.
Дело в том, что когда-то пару лет назад я опечатался, написав "сов" вместо "снов", и так разогнал после этого о толстых сердитый совах - духах иномирья, стражниках изнанки, что так и пишу теперь каждый раз