"Вымышленный литературный персонаж, скрывающий свое книжное происхождение". (с)
Данный фрагмент, записанный мной в то время, как я должен был готовиться к грядущей сессии, и явившийся плодом безудержной лени, адресован брату И.
Сквозь узкое решетчатое окно виден был заснеженный замковый двор, где пылали костры, тревожно ржали лошади и звенели на морозе певучие голоса крепостных женщин. В библиотеке пылал камин, слишком слабый, чтобы обогреть огромное помещение в лютые зимние вечера. Высокие своды, темный дуб стен, тяжелый стол, заваленный пергаментными трубками, громадный глобус, обхваченный медным блестящим обручем, кресла, обтянутые выцветшей от старости кожей, огромные шкафы мореного дуба и множество книг в нишах за деревянными решетками. Холод, тишь и книжная пыль.
- Будет Вам, отче, – молодой пан Теодор Милошевский, чей отец некогда защищал Хотин под предводительством великого гетмана Яна Кароля Ходкевича, а брат в настоящее время отбивал нападения восставших казаков, зябко повел плечами и сцепил пальцы в замок. – Я ценю Ваше участие, но нынче уже поздно, холодно и, откровенно говоря, бесполезно.
- Пане, - терпеливо увещевал монах в черной бенедиктинской рясе, высокий, угловатый человек, заостренный, как кинжал - острый взгляд, острые скулы, мощный орлиный нос, глубокие морщины на резком костлявом лице, сухие жилистые руки. – Мне казалось, принятое Вами несколько лет назад решение было твердым. Ко всему прочему оно было единственно разумным. Очевидно, что на войне Вы не протянете и пары недель, - святой отец, неожиданно отбросив свой проповеднический тон, сказал это жестко и равнодушно. - Коли чудом выживете в бою, так почите в бозе от лихорадки, голода, грязи и усталости.
Прищурившись, бенедиктинец для пущей убедительности наклонился к Милошевскому, и в тусклом свете очага резче проступили на его лице тени, придавая ему сходство со скульптурой.
- Поговорим откровенно, - улыбнулся Милошевский. - Вы рассчитываете получить от меня в пользу ордена имущество моей семьи, полагая, что моего брата зарубят казаки?
- Я рассчитываю на Ваш здравый смысл, - жестко сказал бенедиктинец. – Ваш патриотизм похвален, но потребно ли государству Ваше самоубийство?
- Не кажется ли Вам, что Вы с чрезмерной уверенностью прочите мне смерть? Такие предсказания на свой счет я слыхал неоднократно, но еще ни разу не бывало, чтобы они сбылись, и потому я более им не верю.
- У смерти женские повадки, пане. Ей нравится приходить именно тогда, когда мы перестаем ее ждать. Вы уверены, что должным образом владеете мечом?
На этот раз Милошевский нахмурился.
- Вы заговариваетесь, - сказал он с неистребимой в среде родовитых магнатов небрежной властностью. – Подите спать, доброй Вам ночи.
Святой отец, не отказав себе в удовольствии одарить собеседника мрачным взглядом пророка, прощающегося с обреченным, вышел, оставив пана Милошевского наедине с собственными сомнениями. Теодор в свои восемнадцать лет был счастливым обладателем типичных для этих мест светло-пепельных волос, фамильного тонкого носа с легкой горбинкой на переносице и обширной Милошевской пущи. Он был удивительно для своего возраста бледен, удивительно для своей мягкой натуры упрям и, что самое удивительное, все еще жив. Это последнее вызывало недоумение потому, что помимо неубедительной угрозы быть уничтоженным многочисленными родовыми проклятиями у Теодора существовали вполне веские основания умереть. Еще в младенчестве он был крайне слаб здоровьем, худ, хил и фиолетов лицом. Местный медикус пророчил ему неизбежную смерть в самом ближайшем будущем. Отец окрестил его и похоронил в сердце своем, заполняя минуты ожидания истинных похорон войной, с которой так и не возвратился, а нежная душа матери, сперва отданная во владение веселому и здоровому старшему сыну Яну, через некоторое время отлетела на небеса. Теодор же вопреки ожиданиям не торопился в мир иной.
читать дальше
Сквозь узкое решетчатое окно виден был заснеженный замковый двор, где пылали костры, тревожно ржали лошади и звенели на морозе певучие голоса крепостных женщин. В библиотеке пылал камин, слишком слабый, чтобы обогреть огромное помещение в лютые зимние вечера. Высокие своды, темный дуб стен, тяжелый стол, заваленный пергаментными трубками, громадный глобус, обхваченный медным блестящим обручем, кресла, обтянутые выцветшей от старости кожей, огромные шкафы мореного дуба и множество книг в нишах за деревянными решетками. Холод, тишь и книжная пыль.
- Будет Вам, отче, – молодой пан Теодор Милошевский, чей отец некогда защищал Хотин под предводительством великого гетмана Яна Кароля Ходкевича, а брат в настоящее время отбивал нападения восставших казаков, зябко повел плечами и сцепил пальцы в замок. – Я ценю Ваше участие, но нынче уже поздно, холодно и, откровенно говоря, бесполезно.
- Пане, - терпеливо увещевал монах в черной бенедиктинской рясе, высокий, угловатый человек, заостренный, как кинжал - острый взгляд, острые скулы, мощный орлиный нос, глубокие морщины на резком костлявом лице, сухие жилистые руки. – Мне казалось, принятое Вами несколько лет назад решение было твердым. Ко всему прочему оно было единственно разумным. Очевидно, что на войне Вы не протянете и пары недель, - святой отец, неожиданно отбросив свой проповеднический тон, сказал это жестко и равнодушно. - Коли чудом выживете в бою, так почите в бозе от лихорадки, голода, грязи и усталости.
Прищурившись, бенедиктинец для пущей убедительности наклонился к Милошевскому, и в тусклом свете очага резче проступили на его лице тени, придавая ему сходство со скульптурой.
- Поговорим откровенно, - улыбнулся Милошевский. - Вы рассчитываете получить от меня в пользу ордена имущество моей семьи, полагая, что моего брата зарубят казаки?
- Я рассчитываю на Ваш здравый смысл, - жестко сказал бенедиктинец. – Ваш патриотизм похвален, но потребно ли государству Ваше самоубийство?
- Не кажется ли Вам, что Вы с чрезмерной уверенностью прочите мне смерть? Такие предсказания на свой счет я слыхал неоднократно, но еще ни разу не бывало, чтобы они сбылись, и потому я более им не верю.
- У смерти женские повадки, пане. Ей нравится приходить именно тогда, когда мы перестаем ее ждать. Вы уверены, что должным образом владеете мечом?
На этот раз Милошевский нахмурился.
- Вы заговариваетесь, - сказал он с неистребимой в среде родовитых магнатов небрежной властностью. – Подите спать, доброй Вам ночи.
Святой отец, не отказав себе в удовольствии одарить собеседника мрачным взглядом пророка, прощающегося с обреченным, вышел, оставив пана Милошевского наедине с собственными сомнениями. Теодор в свои восемнадцать лет был счастливым обладателем типичных для этих мест светло-пепельных волос, фамильного тонкого носа с легкой горбинкой на переносице и обширной Милошевской пущи. Он был удивительно для своего возраста бледен, удивительно для своей мягкой натуры упрям и, что самое удивительное, все еще жив. Это последнее вызывало недоумение потому, что помимо неубедительной угрозы быть уничтоженным многочисленными родовыми проклятиями у Теодора существовали вполне веские основания умереть. Еще в младенчестве он был крайне слаб здоровьем, худ, хил и фиолетов лицом. Местный медикус пророчил ему неизбежную смерть в самом ближайшем будущем. Отец окрестил его и похоронил в сердце своем, заполняя минуты ожидания истинных похорон войной, с которой так и не возвратился, а нежная душа матери, сперва отданная во владение веселому и здоровому старшему сыну Яну, через некоторое время отлетела на небеса. Теодор же вопреки ожиданиям не торопился в мир иной.
читать дальше
Вы почти убедили меня записать еще пару штрихов. :)
Меня никто не издаст, Варенька, ибо я пишу скучно, особенно для нашего века, требующего актуальности описанных проблем и стремительности в развитии событий.
mechiro
Что ж, если продолжение нужно, я его частично запишу. :)
надеюсь, Вы не передумаете.)
Я Вас издам, Рэми.) Знаете, собственное издательство было всегда моей ненормальной мечтой, у меня даже бизнес-план по нему готов, я его написала еще год назад.) Как раз к тому времени как я скоплю или заработаю нужное количество денег, Вы допишете свой роман.) Правда, боюсь, к этому же времени открывать новое издательство будет самоубийством - на рынке тесно, да и книги сейчас все больше виртуализуются... Но мы же с Вами верим в чудеса? ;)
Прекрасно. Стало быть, лет через несколько Вы откроете маленькое издательство, и, я уверен, с Вашими талантами дела пойдут на лад. Вы после еще подумаете, стоит ли меня издавать, но я был бы рад, если бы Вы согласились взять меня на работу. Подозреваю, что в Вашем издательстве будет великолепный коллектив и приятня атмосфера. А я пригожусь. :)
mechiro
Значит, буду заканчивать. Хотя, откровенно говоря, я еще не начал. :)
Боюсь, прежде, чем я займусь литературой, здравый смысл займется мной и пристыдит за столь бессовестное обращение с тонкими материями. Нет, я лучше буду Вашим скромным издателем.)