Пусть останется и здесь.

[Рем.]

К ***. В исполнение пожелания.

Моя милая леди,
прошу простить полночный сумбур моих мыслей, невольно пролившийся на бумагу, и промедления частной почтовой службы, коими я печально известен, и поверить, что медлил я исключительно по рассеянности, а не злого умысла ради. Надеюсь, мое сентиментальное и немного мрачное послание развлечет Вас в эту пору однообразных бурых пейзажей.

Ночи нынче темны, как сажа, пятна рыжего фонарного света походят на рваные дыры в плотной черной материи. Ноябрь, мой излюбленный меланхоличный сумасброд, пожаловал на престол. Я пребываю в своей промерзшей до основания келье, по обыкновению одинок, до безобразия болен. Ночь пропитана травянистыми запахами зеленого чая и лекарств, я смотрю в непроглядную тьму сквозь окно, по стеклам которого сбегают наискось флотилии капель - окна домов соседнего микрорайона светятся тускло, как болотные огни в Ваших темных глазах.

Меня, милая Варенька, нельзя надолго отлучать от мира, ибо вдали от современного общества я начинаю принимать его за галлюцинацию на почве недосыпа. Материальная основа моего существования благополучно отправляется к праотцам, а сам я всецело перемещаюсь в мир собственной воспаленной фантазии. Порой я решительно теряю грань между происходящим в действительности и выдуманным мною на днях. В Вашем существовании я также не уверен, но считаю его вероятным по той причине, что Вас придумать я бы не смог. Ваше изменчивое постоянство, Вашу мягкую жестокость, Вашу язвительность, так гармонично сочетающуюся с нежностью. Я благодарен Вам за то, что в Вашем присутствии с меня дурной штукатуркой ссыпаются социально удобные маски, с таким усердием создаваемые последние несколько лет. Вы умеете видеть сокрытое. А я, как известно, рожден был и умру неисправимым мечтателем, как бы не строил из себя на публике вменяемую и активную единицу общества. Мне нужно только поскрипывающее кресло, шерстяной в квадраты плед, книги, кофе и глинтвейн, да Ваше присутствие, пусть незримое.

Как видите, мерный ход моей жизни быстро бы Вам наскучил. Вам нужны яркие сполохи эмоций, а я мечтаю уберечь Вас от печалей единственным известным мне способом - спрятать. Я не смог бы удивить Вас красотой архитектуры моего города, но я надеюсь суметь показать Вам то, что Вы цените больше пилястров с каннелюрами. Суть. Древность. Позабытую в земле прорву туго сплетенных судеб в духе любимого Вами Шекспира. Вы и сами - сплошной Шекспир. Неразрешимая загадка.

К слову о ноябрьских ночах. Вообразите себе поместье, мрачно нависающее над землей всеми своими остроконечными башенками, расположенное в чудовищной глуши, отгороженное с одной стороны темной стеной стародавнего леса, с другой - бурой болотной равниной. Там всегда моросит досадный колючий дождь, земля сыра, древесина гниет, люди страдают ревматизмом. Несколько человек, еще не успевших сменить сомнительное удовольствие жить в такой славной обстановке на не менее сомнительную радость скрестись по углам и выскакивать из-за портьер при двенадцатом ударе массивных часов в гостиной, собрались к вечерней трапезе. За столом пожилая мать семейства, ее юный сын и дочери - девицы не первый день на выданье. За стенами поместья толпятся упыри, оборотни, свихнувшиеся от непобедимой пыли домовики и больные птичьим гриппом часовые кукушки.

Сюжет до зубовного скрежета прост. Молодой человек просит ночлега - на дворе непогода, занимается ветер, солнце скрылось за горизонтом, кони тревожатся, рвут удила, да и сам путник устал, измучен, непременно печать скорби на бледном лице, без печати-то и из дому выходить не комильфо. Хозяйка любезно приглашает гостя за стол.
- Какими судьбами?
- Из соседней губернии. Лошади сбились с дороги, всюду непроходимые леса и болота.
- Ах, как печально. Гиблые здесь места. Благодарите Бога, что нашли кров до заката.
- Благодарю и Господа, и Вас, сударыня.
- Мы рады Вам, отдыхайте.

Наш путник - назовем его, скажем, Теодор - благодарно улыбается, пьет чай, закусывает домашним печеньем, оглядывает богатый, но несколько старомодный и выцветший интерьер, делает комплименты барышням, девицам чопорным и болезненно худым, но не обделенным классической резковато-изломанной красотой этих мест. Все мерно позвякивают дорогими столовыми приборами и бесконечно скучают в путах светской беседы, не позволяющей задавать вопросы, ответы на которые могут быть хоть в малейшей степени интересны собравшимся. Ничего не поделаешь, любезный, сиди, напялив на физиономию вежливую улыбку, коли не желаешь прослыть невежей. Так было уже десять тысяч ужинов и нынешней не станет исключением, Теодор как нельзя лучше знает правила этикета.

За дверью слышны чьи-то тяжелые шаги. Молодой путник размышляет о личности шагающего и решает, что это, видимо, старый слуга проходит по дому, проверяя запоры на окнах перед отходом ко сну.
- Роман прошел, - бесцветно сообщает младшая девица. - Это наш фамильный призрак. Он никчемный. Только по полу шаркает да прочими звуками покой смущает.
- То ли дело Стефания, - подтверждает старшая. - Эта душит во сне.

Теодор вздрагивает, вскидывает голову и внимательно оглядывает хозяев мрачного поместья. Беспечность его исчезла без следа. Чело неудачливого путника омрачают досадные, неприятные, как ледяное прикосновение к коже, сумрачные мысли. Уже стемнело за окном, в углах пролегли густые тени, пламя свечей резко очертило острые скулы присутствующих. Отчего так бледны юные девицы, отчего так пусты и холодны их взгляды? А отрок, не произнесший ни слова, почему так кукольно неподвижен? Может быть он - никакой и не отрок, а переодетый Джек Потрошитель, прячущий скальпель в опущенной на колени руке?

- Нужно ехать, только вспомнил, нужно, - мнется Теодор, холодея нутром. - Спешу, спешу очень.
- Нет-нет, - радостно скрежещет старшая девица и хватает его за руку, мучительно улыбаясь. - Ведь там силы зла властвуют безраздельно.
Инфернальное семейство обступает несчастного гостя, окружает, скручивает, хозяйка с налипшей на лицо улыбкой, фальшивой, как ее волосы, бледный юноша с отсутствующим взглядом, чопорные девицы, почуявшие добычу. Теодора ждет самый печальный из возможных для него конец. Разумеется, женитьба и еще сто тысяч светских трапез в поместье, отгороженном с одной стороны темной стеной стародавнего леса, с другой - бурой болотной равниной.

Печальная судьба Теодора вспомнилась мне в честь Самайна и прочих мрачных происшествий наступившего ноября. Впрочем, должен немедленно Вас успокоить: зачастую судьба молодых господ, путешествующих через наши болота в одиночку, складывается удачнее - их либо съедают вурдалаки, либо они убивают вурдалаков и отправляются дальше искать свою королеву. Которую мне как ни странно посчастливилось найти. Вслед за этим мне следует принять на душу еще одну чашку крепкого кофе, ибо я начинаю самым невежливым образом дремать. Я, мне кажется, был невнятен в своем эпистолярном безобразии. Пусть оправданием мне послужат позднее время и неистребимая антибиотиками хворь.

Засим откланиваюсь в надежде, что Вы, королева грядущего сезона, заедете на чай хотя бы для того, чтобы испепелить Вашего покорного слугу насмешливым взглядом и сделать смелую попытку избить его снежками, пока он будет собирать из льдинок разнообразные слова. Я же мучим неистребимым желанием укутать Вас в плед, сесть у Ваших ног и говорить Вам болотные сказки, пока Вы не велите мне прекратить немедленно. Вновь целую Ваши руки исподтишка, без всякого на то позволения.

Преданный Вам, зачарованный Кай как и прежде.

@темы: texts

Comments

[дон Алехандро де ла Вега]

У Вас чудесный слог.

Безусловно, тот, кому Вы это посвятили, должен остаться в небывалом восторге.

А от меня примите благодарность - холодным осенним вечером читать такое - истинное наслаждение.

[Рем.]

дон Алехандро де ла Вега

Благодарю и Вас за оценку. Та, кому это посвящено, осталась довольна.

[дон Алехандро де ла Вега]

Ей можно только позавидовать... белой завистью)