"Вымышленный литературный персонаж, скрывающий свое книжное происхождение". (с)
Вчера, когда я собирался совершить паломничество в неведомое, город обнаружился погруженным в пургу и метель. Стылую землю заметало влажным снегом, свет фонарей зябко дрожал в снежной круговерти, небо напоминало внушительных размеров сугроб, в который хотелось упасть, раскинув руки. Февраль решительно обнял ускользающий из его рук Минск, заявляя на него свои нерушимые права, и погреб под собой мои ни в чем не повинные планы. Сегодня, когда я сижу у компьютера, подтянув клавиатуру на колени и закинув ноги на стол, в окно яркими солнечными бликами, белыми пуховыми облаками, шуршанием шин по мокрому асфальту стучится март.
- Давай поговорим серьезно, - шепчет он порывами ветра в рамах, задумчиво, с едва ощутимой иронией. – Я знаю, ты меня не любишь... Ты у нас до идиотизма эстет и печальный философ. Темный завывающий волком февраль тебе более по душе. Скажу честно, мне смешно смотреть на тебя, вальяжно рассевшегося в своем уютном ящике и забывшего о мире людей снаружи. Я бы и не говорил с тобой, если бы ты не сверкал пятками в окно. Но так как ты имеешь обыкновение действовать мне на нервы, давай поговорим серьезно.
- Давай, - зеваю я и заворачиваюсь в огромную теплую кофту. Мои босые ноги и бледные щиколотки, окутанные мягким солнечным светом, на фоне синего неба смотрятся картинкой из лета. Для полноты натюрморта недостает только чашки ароматного чаю и банки с клубничным вареньем. – Чего ты хочешь?
- Февраль не любит тебя, - с откровенной ехидцей говорит март, заглядывая в форточку с нескрываемым любопытством, плещущимся в наглых синих глазах.
- Мне все равно, - вздыхаю я и нажимаю на F5, перегружая страницу избранного. – Твоя восторженная радость меня сегодня утомляет. Зачем ты слепишь мне глаза?
Март сквозняком врывается в окно и изящно садится на подоконник, белые занавески, взметнувшись, скользят по моим ногам. С улицы пахнет талым снегом, умытым Минском и свежими булочками. Соседка снизу всегда готовит булочки, когда приходит весна. Я не знаю ее имени, не знаю, как она выглядит, но знаю, что она каждую весну готовит булочки и напевает «Надежда – наш компас земной…» высоким нежным голосом.
- Чтобы ты проснулся, идиот, - квадрат солнечного света на полу загорелся ярким медовым светом - солнце покинуло облачную дымку. – Твое зимнее спокойствие напоминает зимнюю спячку.
- Мое спокойствие – это всего лишь уверенность и рассудочность, - невозмутимо возражаю я, глядя, как на моих пальцах, забытых на клавиатуре, важно танцуют танго солнечные зайчики.
- Твое спокойствие – это панцирь, защита от горестей, - март уже вертит в тонких, призрачных, воздушных руках перья из подушки и белый кошачий пух. – Впрочем, от радостей тоже.
- Но в этом панцире удобно, - отвечаю я, вынужденный защищаться. – Ты не окрутишь меня своими свежими запахами. Ты легкомысленный хам. И вообще. Я тут пытаюсь хранить верность февралю. Я моногамен, чтоб ты знал. Сгинь, бестия.
Март только смеется и ласкает мое лицо солнечными лучами, радостным блеском отражается в глазах. В медовом квадрате на ковре мой кот охотится на кусок сыра. Движением заправского футболиста, наделенного помимо природного таланта к игре длинными сильными когтями, он поддевает сыр лапой и отправляет его в полет. После чего совершает головокружительный кульбит и бросается на улетающую добычу. Он прижимает кусок сыра к земле и настороженно оглядывает кругом в поисках того безумца, который посмеет отобрать у него жертву. Не обнаружив желающих, он теряет интерес к сыру и отрешенно жует его с присущей ему небрежностью и невозмутимостью.
- Давай поговорим серьезно, - шепчет он порывами ветра в рамах, задумчиво, с едва ощутимой иронией. – Я знаю, ты меня не любишь... Ты у нас до идиотизма эстет и печальный философ. Темный завывающий волком февраль тебе более по душе. Скажу честно, мне смешно смотреть на тебя, вальяжно рассевшегося в своем уютном ящике и забывшего о мире людей снаружи. Я бы и не говорил с тобой, если бы ты не сверкал пятками в окно. Но так как ты имеешь обыкновение действовать мне на нервы, давай поговорим серьезно.
- Давай, - зеваю я и заворачиваюсь в огромную теплую кофту. Мои босые ноги и бледные щиколотки, окутанные мягким солнечным светом, на фоне синего неба смотрятся картинкой из лета. Для полноты натюрморта недостает только чашки ароматного чаю и банки с клубничным вареньем. – Чего ты хочешь?
- Февраль не любит тебя, - с откровенной ехидцей говорит март, заглядывая в форточку с нескрываемым любопытством, плещущимся в наглых синих глазах.
- Мне все равно, - вздыхаю я и нажимаю на F5, перегружая страницу избранного. – Твоя восторженная радость меня сегодня утомляет. Зачем ты слепишь мне глаза?
Март сквозняком врывается в окно и изящно садится на подоконник, белые занавески, взметнувшись, скользят по моим ногам. С улицы пахнет талым снегом, умытым Минском и свежими булочками. Соседка снизу всегда готовит булочки, когда приходит весна. Я не знаю ее имени, не знаю, как она выглядит, но знаю, что она каждую весну готовит булочки и напевает «Надежда – наш компас земной…» высоким нежным голосом.
- Чтобы ты проснулся, идиот, - квадрат солнечного света на полу загорелся ярким медовым светом - солнце покинуло облачную дымку. – Твое зимнее спокойствие напоминает зимнюю спячку.
- Мое спокойствие – это всего лишь уверенность и рассудочность, - невозмутимо возражаю я, глядя, как на моих пальцах, забытых на клавиатуре, важно танцуют танго солнечные зайчики.
- Твое спокойствие – это панцирь, защита от горестей, - март уже вертит в тонких, призрачных, воздушных руках перья из подушки и белый кошачий пух. – Впрочем, от радостей тоже.
- Но в этом панцире удобно, - отвечаю я, вынужденный защищаться. – Ты не окрутишь меня своими свежими запахами. Ты легкомысленный хам. И вообще. Я тут пытаюсь хранить верность февралю. Я моногамен, чтоб ты знал. Сгинь, бестия.
Март только смеется и ласкает мое лицо солнечными лучами, радостным блеском отражается в глазах. В медовом квадрате на ковре мой кот охотится на кусок сыра. Движением заправского футболиста, наделенного помимо природного таланта к игре длинными сильными когтями, он поддевает сыр лапой и отправляет его в полет. После чего совершает головокружительный кульбит и бросается на улетающую добычу. Он прижимает кусок сыра к земле и настороженно оглядывает кругом в поисках того безумца, который посмеет отобрать у него жертву. Не обнаружив желающих, он теряет интерес к сыру и отрешенно жует его с присущей ему небрежностью и невозмутимостью.
А февраль не всегда дает панцирь.))
Да, но в феврале легче сохранить свой собственный. Весна неумолимо из него вытряхивает.