В Минске царит сугубо английская атмосфера. Туманы сменяются дождями, снег мокр и непродолжителен, ветер пахнет так, будто только что прибыл с берегов Ла-Манша, и даже люди, что самое удивительное, не спешат разрушить хрупкую иллюзию британских будней. Те, с кем я имею удовольствие общаться, переполнены английским флегматизмом, очевидно, вследствие необычной погоды, отнюдь не располагающей к бодрости и веселью, а также от сессионного переутомления.

Ни дождь, ни снег, ни землетрясение не в силах отвлечь ответственного студента от изучения материала к ближайшему экзамену. Стоя на остановке в ожидании автобуса, мы с приятелем читали толстые фолианты и старались запомнить их сумбурное, перегреженное профессонализмами содержимое. За этим занятием мы были застигнуты шквальным ветром. Схватившись за ближайший столб, дабы избегнуть участи юной леди из Канзаса, повиснув на нем, отрываемые от земли плотными воздушными потоками, мы несмотря ни на что продолжали читать.
- Все же есть что-то такое в этих бурях, - покричал, наконец, приятель сквозь завывание стихии. - Что бы там не говорили, согласитесь, это бодрит.