Ночь в октябре.

[kiyonobu-inoue]

Подниму по случаю Самайна то, что было написано в канун прошлого Самайна по случаю Самайна, раз уж ничего нового про Самайн у меня нет.

Ночь в октябре.

Припарковав машину на обочине лесной дороги, у бесприютно гниющей деревянной беседки, Дух закурил. У кромки леса, за зарослями ежевики и валежника, вздымались сторожевыми башнями исполинские ели. Их верхушки ослеплял густой туман. На борту беседки была изображена неуместно веселая белка с шишками в жадных лапах. Заканчивался октябрь, и лес был гол, тих и пуст.
Во всяком случае, на первый взгляд.
Это не должно быть слишком сложно, думал Дух. Все получится. Обязательно.
Докурив, Дух бросил окурок в автомобильную пепельницу, вышел и старательно замотался в шарф. Наученный горьким опытом, он был убежден: всякому обладателю физического тела необходимо беречь свое хрупкое и недолговечное имущество. Закинув на плечо рюкзак, Дух запер машину — та покорно тренькнула — и, обойдя белку, задорно косящую на него деревянным глазом, вошел в лес.
Он не думал о том, куда идти. Это только сбило бы его с толку. Он просто направлялся вперед, огибая ямы, овраги и слишком буйно разросшиеся кустарники, похожие на сбитые комья волос. Под ногами мягко пружинила жухлая листва — молчаливое море цвета ржавчины. Ветер нес по воздуху клочки тумана, будто призрачные рыболовные сети. Сырость касалась лица и заползала в нос.
Чем дальше Дух заходил, тем чаще замечал краем глаза какое-то тяжелое шевеление, бесформенные тени за перекрестьями черных стволов. Тягучий запах гниения проникал в ноздри, и что-то шептало, манило, приглашая лечь, погрузиться в мягкую сырость, забыться вечным сном. Остаться. Дух делал вид, что не видит и не слышит ничего необычного. Изображать слепого, как крот, городского жителя было здесь самой безопасной стратегией: таких трогали реже просто потому, что это было неинтересно.
Примерно через час Дух вышел к быстрой речушке, криво, как трещина, перерезавшей лесной массив. Она была так мала, что ее правильнее было бы назвать ручьем, но для ритуала количество воды значения не имело. Дух нашел на берегу место поудобнее, извлек из рюкзака плед — синий с ромбами — и бросил его на землю.
Потом он начал приготовления.
Он расставил вокруг себя свечи, призванные дополнить классический союз: земля, вода, воздух, огонь. Маленькие рыжие огоньки зажглись посреди сырой громадины леса. После этого Дух достал маленький пластиковый пакетик с обыкновенной солью, ржавые гвозди и небольшой стилет, лезвием которого начертил на земле несколько неразборчивых символов.
На самом деле все это не было необходимо. Но предосторожности никогда не бывают лишними.
Закончив приготовления, Дух расположился в центре хоровода свечей, извлек из рюкзака термос и развернул пакет с бутербродами: можно было поесть и насладиться пейзажем. Все равно его заставят ждать. Всегда заставляли.
* * *
Лес был хмур. Неровный бурый тон земли смешивался с вечной зеленью хвои и плавно перетекал в молочную белизну тумана. Небо было наполнено ею, и солнца, казалось, не существовало вовсе. Впрочем, это не мешало ему садиться. Белесый пар, разлитый в воздухе, темнел и становился сизо-фиолетовым. Вдали заморгали тусклые зеленые огоньки: Самайн открывал глаза.
В какой-то момент пламя свечей вздрогнуло, словно его коснулась невидимая рука.
— Это ты? — спросил Дух.
Пространство иронично молчало. С осины, нависавшей над ручьем, Духу в руки опустился ярко-желтый листок, похожий на рыбу-колибри.
Все вокруг темнело, сгущалось. Пуф-ф-ф — подул ветер. Треск, треск — прошел кто-то за спиной. Клац — лязгнуло что-то вдали. Лес спал мертвым сном и видел мертвые сны.
Дождавшись ночи, Дух снял перчатки, опустил обнаженную руку на землю и немного надавил. Его кисть легко прошла сквозь листву и грунт, как сквозь воду. Дух погружал руку все глубже, пока с той стороны кто-то не сжал его ладонь в приветственном жесте.
— На самом деле здесь не так уж плохо, — сказал Лис. — Если уметь веселиться.
Он сидел рядом, в кругу танцующих свечей, и пил кофе прямо из термоса. От него пахло землей и водой.
— Я думаю, что могу вернуть тебя домой, — сказал Дух.
— Я не уверен, что не умру... В смысле... Ну ты понимаешь. Что не перестану существовать. Почему бы тебе не остаться здесь со мной, раз уж тебе так не хватает моей компании?
— Я не уверен, что не умру, — усмехнулся Дух.
Некоторое время они молчали и смотрели на воды ручья, бьющиеся о камни. В глубине леса загорались все новые зеленые огоньки, пытаясь заменить невидимые за стеной тумана звезды, и пространство опрокидывалось, верх и низ менялись местами.
— Брось... — сказал через некоторое время Лис. — Я о тебе позабочусь. Ты мог бы поселиться где-нибудь в чаще в шалаше. Это экологично. Современно. Свежий воздух, натуральная пища, никаких химикатов и радиоволн. Я приходил бы по вечерам, свистел бы и белел в темноте. Почти как в старые добрые времена в городе.
— Мне никогда не нравилась твоя манера белеть, — Дух поднес к лицу онемевшую от холода грязную руку и попытался согреть ее дыханием.
— Ну извини, знаешь... Привередливый какой.
— В этом всегда было что-то нездоровое.
— Ну, я могу попробовать белеть не слишком активно, — пошел на уступки Лис. — Мы гуляли бы, а потом, когда придет весна, ходили бы на холм встречать рассветы. Вон туда, — Лис указал куда-то влево. — Там красотища. И были бы мы с тобой, как еж и медвежонок в том мультике.
— Жуткий замогильный некроеж и ясновидящий медвежонок.
— Некромедведь и ясноеж! Я попрошу! — Лис поднял длинный указательный палец. — Я медведь, ты еж. Я настаиваю, — и он отхлебнул еще кофе.
Лис был очень худ, скулы, подчеркнутые слабым светом свечей, резко проступали на бледном лице. Отблески пламени скользили по обтрепанной ткани одежды. На шее у Лиса висели мелкие косточки неизвестных животных, бесчисленные браслеты обхватывали запястья.
— Я не уверен, что смогу постоянно сдерживать натиск всех тех, кто здесь водится.
Лис небрежно отмахнулся.
— Тебя здесь никто не тронет.
— Думаешь, я настолько крут? — поинтересовался Дух, приподняв бровь.
— Я настолько крут.
Лис самодовольно ухмыльнулся.
Продрогшие ветви деревьев погладил ветер, и они зашуршали: печальные, благодарные.
— А что это у нас за спиной? — спросил Дух.
Лис обернулся. Позади них лежала, мерно дыша, огромная черная туша из веток и теней. Ее венчало гигантское мохнатое ухо, подергивающееся на ветру.
— А, это лесовик. Охранник леса. Он славный, очень послушный. Не страшный совсем. Тут ходит другой, тоже здоровый, но с черепом лося вместо башки — вот это неприятный тип.
— Это он пугает до полусмерти тех, кто сюда приезжает? В городе это место уже проклятой чащей окрестили.
— Пугаю до полусмерти всех я, — пожал плечами Лис. — То есть вот лесовик и другие мои ребята. Тот с башкой лося пугать бы не стал, он не такой. Но, по-моему, лучше испугаться, чем быть сожранным.
— Сложно с этим поспорить.
— Я, знаешь, пытаюсь как-то не допускать тут пожираний. Потом куски тел по всему лесу валяются и источают зловоние. А недоеденные ребята и вовсе шатаются, полусгнившие, по бурьяну, ломают все, недавно один упал в овраг и не смог встать, так и лежал там, мыча, пока я не появился. Кошмар... — Лис поморщился и вздрогнул.
— Тебе не холодно? — спросил вдруг Дух, нахмурившись.
— Мне теперь всегда холодно, — без тени огорчения ответил Лис.
Дух привстал на колени, поднял плед и, отряхнув его от листьев, накинул на плечи Лиса. Потом он добыл из рюкзака пачку сигарет и снова сел. Они закурили.
— Господи, как же я скучаю по никотину... — протянул Лис, выдыхая дым. — Ты, кстати, мог бы догадаться почаще приносить сюда сигареты и закапывать где-нибудь. К сожалению, сигареты тут не растут, а постоянный мелкий грабеж грибников мне как-то не по статусу. Я все-таки властитель ночи, господин мглы... И все такое. Кстати, еще ты мог бы принести мне желатиновых мишек. Я умираю как их хочу. С ума схожу.
Дух молча вынул из рюкзака пачку желатиновых мишек и протянул Лису. Тот счастливо расхохотался и тут же принялся их распечатывать, нарушая благородную тишину осенней ночи пластиковым шуршанием.
— Я думал, если ты так и не появишься, ловить тебя на них, как плотву на мотыля, — усмехнулся Дух.
Лис, предельно довольный, отправил в рот несколько разноцветных медведей сразу.
Листва по ту сторону речушки зашевелилась, зашуршала и приподнялась, будто что-то было под ней, и Дух, склонив голову набок, кончиками пальцев погладил стилет.
— Я помню, ты сказал, что не придешь сюда, — невнятно проговорил Лис, жуя желатин. Теперь только его лохматая голова торчала из нагромождения синих ромбов. Из его длинных волос на мягкий флис выпадали сухие листочки. — Не то чтобы я тебе поверил...
— Я передумал, — безжизненно сказал Дух.
— Я знал, что так будет, — ухмыльнулся Лис. — Ты всегда так делаешь. Ты непоследовательный. Да-да. Хаотичный. Импульсивный. Несобранный. Порывистый.
Дух, скосив на Лиса внимательный глаз, невозмутимо внимал этому лексическому упражнению.
— Прости, — сказал он, когда поток синонимов иссяк.
Лис фыркнул.
Из листвы по ту сторону ручья показалась влажная волчья голова в комьях земли и корней. Она лязгнула полусгнившей пастью и зарычала. Дух сжал стилет в ладони.
— О, не беспокойся, — сказал Лис. — Это Сивый. Он постоянно прорастает тот тут, то там. — Лис сочувственно вздохнул и хлебнул кофе. — Жалко животное. Говорят, когда-то он был красивый зверь. Вожак стаи.
Из земли уже появилось туловище с тусклой, свалянной шерстью.
— А что с ним случилось потом? — спросил Дух.
— Лес съел его, — пожал плечами Лис. — Некоторое время после этого Сивый был очень опасным чудищем. Потом лес его переварил. Теперь от него мало что осталось, сам видишь.
Огромный изможденный волк, покрытый грязью и бурой листвой, уже стоял перед ними во весь рост, и только лапы его врастали в землю. Он дергался, пытаясь вырваться, и свирепо рычал. Лис шикнул на него. Сивый замер, пригнул голову и тихо, хрипло заскулил.
— Ума не приложу, как его выкорчевать, — нахмурился Лис. — Пытался и так, и эдак — не помогает.
Он встал, обмотавшись пледом, как средневековым плащом, и шагнул было к ручью, но вдруг замер у дорожки свечей и обернулся:
— Что ты сделал? — поинтересовался он беззлобно.
Дух вздохнул.
— Я тебя поймал.
Лис легко крутанулся на каблуках и снова сел, на это раз лицом к Духу.
— Я чую запах насилия, — сказал он с любопытством.
— Все верно, — Дух поднял взгляд и посмотрел прямо в мертвенно бледное, осунувшееся, все еще красивое лицо.
— Раньше за тобой такого не водилось.
— Все меняется.
Лис вздохнул, опустил глаза, задумчиво дернул себя за черную прядь.
— Хорошо же... — пробормотал он. — Ты меня поймал. И, судя по всему, можешь тащить куда хочешь. Но как насчет городской инквизиции?
— Они тебя не тронут.
— Думаешь, я настолько крут?
— Я настолько крут.
* * *
В салоне автомобиля Лис, грязный, худой, обвешанный амулетами и немного мертвый, выглядел странно и чужеродно. Казалось, он остро ощущал это сам. Проводив взглядом гниющую на борту придорожной беседки белку, замершую в свете фар, он уставился в чернеющее окно и затих, что для Лиса, обычно разговорчивого, было нетипично.
— Пристегнись, — попросил Дух.
Лис молча пристегнулся. По изгибу его бледной кисти ползла букашка, напоминающая инопланетное чудовище в миниатюре.
Дух включил кондиционер на обогрев и посмотрел на Лиса в салонное зеркало. В его темных волосах путались бурые листочки. Он выглядел как дикий зверь из дикого леса, впавший в ступор в цивилизованной обстановке. Казалось, он вот-вот начнет терять шерсть.
Но он был здесь, а значит, все получилось.
— Ты живой? — пошутил Дух.
Лис нервно хохотнул.
— Я скучал по твоему чувству юмора. Оно всегда было, знаешь, в самое сердце.
Он потянулся к заднему сидению, дохнув на Духа запахом гнилой травы и сырой земли, схватил синий в ромбы плед и укутался в него по уши.
— Я в принципе по тебе скучал, — добавил он. — Ты, конечно, сволочь, что не приходил столько времени. Я должен был бы обидеться насмерть. Радуйся, что у меня такой прекрасный характер, легкий, как крыло бабочки.
Дух только вздохнул. Он пожалел, что не умеет болтать. С годами болтовня, разрушающая тревожный кокон тишины, стала казаться ему высшим проявлением вежливости, лучшим свидетельством дружбы и любви.
Редкие фонари за запотевающими окнами освещали лес: большой и старый, угрюмый и опасный. В темноте он казался гигантской монолитной цельностью, живой и вздыхающей, как спящий великан.
— Надеюсь, ты действительно знаешь, что делаешь, — сказал Лис, глядя куда-то в заоконную темноту. — Нарушая законы вселенной, как если бы это была инструкция по сборке пылесоса.
— Надеюсь собрать что-нибудь поинтереснее, — сказал Дух.
— Типа апокалипсиса? — усмехнулся Лис.
Он зарылся в плед носом.
Они покинули лесной коридор и выехали на широкое шоссе, освещенное фонарями. Стояла ночь, и машин почти не было. Дух увеличил скорость. Лис стал ковыряться в бардачке, разбрасывая диски с музыкой Queen и ACDC.
— Что ты собираешься делать дальше? — поинтересовался он.
— Привезти тебя домой, отмыть и сесть смотреть сериал. Что же еще?
— Как что? — изумился Лис. — А заказать пиццу?
— С огурцами?
— И с колбасой. У нас в лесу, знаешь, никакой колбасы. Грибники почему-то не носят ее с собой. Кстати о грибниках — никаких грибов, пожалуйста. Я и так весь ими пропах. И вообще, с дарами леса я бы, честно говоря, сделал перерыв. Вот эта вся малина, земляника и особенно ежевика...
Как и всегда, задачу разрушения тревожного кокона тишины Лис взял на себя.