Ненаписанная история упорно не желает меня отпускать - какая-то она исключительно долгоиграющая и навязчивая в сравнении с прочими. Поэтому я, видимо, продолжу время от времени говорить о ней и рисовать по ее мотивам. И если мне удастся визуализировать не только Мартина, но и хоть кого-нибудь еще, это, безусловно, будет прорыв.

Everything that kills me makes me feel alive.
(с) One Republic


На мой взгляд, противоречие аполлонического и дионисийского в отдельно взятой человеческой психике до смешного трагично.

Очевидно, рок-музыка с ее культом свободы - тотальной и порой несовместимой с жизнью - до крайности дионисийский вид искусства. Требование постоянного духовного обновления, бунт против любых законов вплоть до законов гармонии, экстатические настроения, царящие на любом уважающем себя рок-концерте, мистицизм, чувственность, аппелирование к подсознательным, архаическим механизмам психики - Эросу и Танатосу, то бишь к сексуальности и саморазрушению - все это Дионис как он есть. В то время как мир Мартина - интеллигентный, околонаучный и околорелигиозный - предельно аполлоничен: практикует порядок, гармонию, спокойствие и некоторый аскетизм.

И если с Мэттью и его природой все более или менее понятно - он самая классическая рок-звезда из возможных и от стихии Диониса не только не испытывает какого-либо дискомфорта, но и получает удовольствие, то Мартина от крайне неорганичного сочетания его воспитания и восприятия мира с одной стороны и его глубинных желаний и стремлений с другой рвет на куски.

Культурный слой в Мартине очень толст, тяжел и массивен. Но под культурным слоем, как под городом, построенном на воде, пролегают стихийные силы, такие как музыкальная творческая энергия, дионисийская по своей сути, мистицизм и своеобразная гендерная двойственность. Мартиновский культурный слой с одной стороны подавляет в нем естественное и живое, с другой - защищает его, как броня, как от внешнего мира, так и от личной слабости. Без него он как улитка без ракушки - до нелепости ранимый. Архетип Диониса, проникая в жизнь Мартина, уничтожает его ментально и физически со скоростью и изяществом потерявшего управление грузовика.

Фактически противоречие между дионисийским и аполлоническим в Мартине выливается в противоречие банального инстинкта самосохранения и несколько менее избитого, но не менее мощного творческого инстинкта. Между тем Юнг однажды прозорливо заметил, что творческая энергия гораздо могущественнее, нежели ее обладатель, и бороться с ней - все равно что бороться с течением реки. Стремление к созиданию разрушает. Мне всегда нравился этот парадокс.