День за днем мигрень тупым штопором вгрызается в виски и обращает сознание в труху. Ударившись по этому случаю в невежливое анахоретство, я провожу часы досуга в праздности и отшельничестве, бесполезной ветошью валяясь в кресле с чашей пряного глинтвейна, пока сокрытая за межэтажным перекрытием госпожа Иванкова перебирает клавиши фортепиано. Масляная лампа у изголовья создает вкрадчивый полумрак, в окна врывается рыжий фонарный свет, часы идут к черту, ветер в рамах напевает аргентинское танго.
В погребенном под ворохом листвы и бумаги офисе тем временем вяло копошится журналистская братия. Давеча передо мной разыгрался перенасыщенный страстями абсурдистский спектакль. Коллега мой Иван по доброте душевной одолжил свое средство передвижения приятелю, приятель же, озаботившись проблемами потребления алкоголя, укатил загород на электричке, оставив ключи от средства передвижения в своей квартире, запертой как полагается. Ваня, пав очередной жертвой Купидона, возжелал средство передвижения обратно, дабы возить на нем объект пылкой страсти. Узнав, что рандеву отменяется, он рвал на себе кислотно-зеленые волосы и оглушительно стенал, принуждая мой воспаленный мозг скручиваться в спираль.
- Давай с соседского балкона в его квартиру слазим? - предлагал Иван журналисту Антону.
- Так ведь балкон тоже закрыт, - возражал Антон.
- Балкон из стекла, - Ванина логика всегда восхищала меня своей неординарностью. - Он не может быть закрыт.
Я тем временем благоразумно притворялся мертвым. Однако мое лицедейство не уберегло меня от участия в автомобильной драме.
- Выручайте, - проникновенно сказал Ваня, усевшись напротив меня. - Помогите мне.
- Как, Вы полагаете, я достану Вам ключи из запертой квартиры? - поинтересовался я.
- Милый мой, Вы же у нас известный дистрофик, - ласково увещевал Ваня. - Просочитесь.
По стылым улицам растекаются запахи прели и плесени, чугунные ограды парков графичным узором темнеют на фоне порыжевшей листвы, тонко скрипят покачивающиеся на ветру калитки. Отсыревшие, продрогшие дома опасливо косятся на меня темными проемами окон, вода в Свислочи черная, как летняя гроза. Питаюсь кофе, вином и имиграном, сплю как убитый, бодрствую как убитый, пишу чушь.